Святитель Феофан Затворник в Слове в неделю по Крещении говорил о том, что христианское общество имеет свой дух, свои начала и свои правила. И должно противостать проникновению и укреплению чуждых ему языческих обычаев – унизительных для христиан и оскорбительных для Господа.

– Прошлый раз говорил я вам о том, как дурно некоторые у нас встречали Новый год.

Потом слышу, что многим это не показалось, а иные толкуют: что и говорить против того, что вошло в обычай. Ничего не сделаешь, хоть сколько укоряй или ублажай. О первом, то есть что не показалось, как кто хочет, а правду надо говорить и неправое исправлять. А второе предлагаю на ваше рассуждение. Правда ли, что, если какой худой войдет обычай, нечего против него вооружаться? Ничего не успеешь? Где пересилить, когда общественный дух такой или требование общества таково?

Странно мне это показалось. Выходит: если какой худой обычай вошел, уж и не трогай его. Пусть себе крепнет и увлекает большее и большее число христиан, пока всех заберет в свою власть. Зайдет другой худой обычай – и того не трогай; третий зайдет – и третьего не трогай. Что же это такое?! Общество христианское – безразличная яма разве, которую можно всем набивать?! И нахватаем мы себе таким образом всякой всячины, так что наконец и узнать не узнаешь – христианское это общество, или не поймешь какое?!

Нет, не так. Как всякое общество, и общество христианское имеет свой дух, свои начала, свои правила, которые должны служить мерою взаимных отношений членов его между собой и отношений всех их ко внешним. Ничего противного своему духу и своим правилам оно принять не может и не должно, само себя не унижая и не посрамляя.

Такого рода правила и обычаи протесниться в него не могут, пока оно хорошо знает себя и хорошо понимает свойственное себе и не свойственное.

Невзначай, пожалуй, даже и протеснится что такое. Но стоит только указать, что то и то нейдет ко христианам, все искренние христиане, допускавшие какие-либо действия без рассмотрения их строгого, тотчас оставят их с презрением, как оскорбительные для Христа Господа, Которого любят. И унизительные для имени христианского, которым дорожат. В этой надежде и я обращался к вам с укоризненным словом и уверен, что все благонамеренные и прямые христиане не отбросят назад слова истины.

Ведь когда мы говорим, не командуем, не силу налагаем на плечи ваши, а совести вашей открываем волю Божию – благую, угодную и святую. И всякий, который от Бога, послушает нас. Кто стоит на стороне Божией, любит все Божеское и склоняет слух к внушениям по слову Божию. Тот, конечно, подвигнет волю свою и желание свое на исполнение добрых указаний.

Стало, все дело за желанием. Не захотят – точно ничего не сделаешь. Сам Бог не насилует произвола человеческого и все предлагает его желанию. Только как говорит?

– Если захотите и послушаетесь, то будете вкушать блага земли. Если же отречетесь и будете упорствовать, то меч пожрет вас: ибо уста Господни говорят это (Ис.1. 19–20).

Живи как хочешь, кто вяжет? Только смотри и на последствия, и на плоды жизни, которую изберешь, и готов будь встретить их.

С этой точки зрения, то есть, в отношении к расположениям и настроениям, если посмотреть на все воли, то откроется, конечно, ряд душ, закаленных в светских обычаях. Таким что и говорить? Сказал Бог Моисею: ударь жезлом в камень. Моисей ударил – и потекли воды. А в эти души если Сам Бог ударит словом Своим – и Его слова меч отскочит с болезненным звучанием. Этих оставить надо их участи. Но есть души немощные, колеблющиеся, которые и обетований христианских лишиться страшатся, и от мирских обычаев отстать не находят сил. К таким нужно слово, и оно не бесплодно бывает для них.

Они говорят обыкновенно: хотели бы, да препятствий много. Так сплелись у нас отношения, что трудно отказаться.

Трудно. А мне трудно понять, почему это трудно? Трудно что-нибудь делать, а не делать – какой труд? Трудно исполнять обычаи светские, и они точно тяжки, а отказаться от них – никакого нет труда. Одно слово сказать, и сиди спокойно. Вот в ту ночь на Новый год, о которой шла у нас речь, сколько труда и хлопот было и в тех домах, где собирались, и у тех лиц, которые собирались, и это шло дня два или три.

А те, которые отказались от него, наслаждались телесным покоем и душевным миром.

Равно и то, что было в иных домах вечером и в ночь Нового года, с первого числа на второе, сколько требовало беспокойства и забот? Я разумею то, что одни наряжались, не зная как, и целую ночь бегали по домам вертеться, а другие подготавливали для него и открывали дома.

Это верх безобразия и сумасбродства! И какой был труд отвратить это? Ты не наряжайся, а ты – дома не готовь. Ведь никто не заставляет.