Святитель Василий Великий предупреждает тех, кто хочет взять деньги в долг, или получить кредит.

– Ты свободно смотришь на солнце. Для чего же завидуешь сам себе в свободе жизни? Ни один боец не избегает так ударов противника, как должник встречи с заимодавцем, стараясь спрятать голову за столпами и стенами.

Как же мне прокормиться? – говоришь ты. У тебя есть руки, есть ремесло, наймись, служи. Много промыслов в жизни, много способов.

Но у тебя нет сил? Проси у имеющих. Но просить стыдно? А еще стыднее не отдать взятого взаем.

Я говорю тебе это вовсе не как законодатель, но хочу показать, что все для тебя сноснее займа. Муравей может пропитаться, хотя не просит и не берет взаем, и пчела остатки своей пищи приносит в дар царям – но им природа не дала ни рук, ни искусства.

А ты, человек, животное, изобретательное на промыслы, не можешь изобрести одного из всех промысла – чем тебе прожить?

Впрочем, видим, что доходят до займа не те, которые нуждаются в необходимом (им никто и не поверит в долг), но занимают люди, которые предаются безрасчетным издержкам и бесполезной пышности, раболепствуют женским прихотям.

Жена говорит: Мне нужно дорогое платье и золотые вещи и сыновьям необходимы приличные им и нарядные одежды. И слугам надо цветные и пестрые одеяния, и для стола потребно изобилие.

И муж, выполняя такие распоряжения жены, идет к ростовщику.

Прежде, нежели получит в руки занятые деньги, меняет одного на другого многих владык, непрестанно входя в обязательства с новыми заимодавцами. И непрерывностью этого зла избегает обличения в недостаточности.
И как одержимые водянкой остаются в мысли, что они тучны, так и этот человек представляет себя богатым, непрестанно то занимая, то отдавая деньги. И новыми долгами уплачивая прежние. Так что самой непрерывностью зла приобретает себе доверие к получению вновь.

Потом, как больные холерой, непрестанно извергая вон принятую ими пищу и прежде, нежели желудок совершенно очищен, наполняя его новою пищей, опять подвергаются рвоте с мучительною болью и судорогами, так и эти люди. Меняя один рост на другой и прежде, нежели очищен прежний долг, делая новый заем, на некоторое время повеличавшись чужим имуществом, впоследствии оплакивают собственное свое достояние.

Как многих погубило чужое добро! Как многие, видев себя богатыми во сне, понесли ущерб!

Но говорят, что многие чрез долги разбогатели. А я думаю, что больше было таких, которые дошли до петли.

Ты видишь разбогатевших, а не считаешь удавившихся, которые, не терпя стыда подвергнуться взысканию долгов, позорной жизни предпочли удавку и смерть.

Видел я жалкое зрелище, как свободно рожденных за отцовские долги влекли в тюрьму. Ты не можешь детям оставить денег? По крайней мере, не отнимай у них и благородства.

Сбереги для них это одно достояние – свободу, этот залог, полученный тобою от родителей.

Никого никогда не винили за убожество отца, но отцовский долг доводит до тюрьмы. Не оставляй по себе рукописания, которое бы уподоблялось отеческой клятве, переходящей на детей и внуков.

Продолжение следует.