Христианская философия – вещь достаточно проблематичная. Много ли найдется среди философов, живших в христианскую эру, таких, в центре учений которых стоит Христос?

Вряд ли это можно сказать даже в связи с построениями Канта, Гегеля. Хотя они были не только верующими людьми, но и системы их носили, несомненно, религиозный характер.

Очевидно, философия, претендующая на звание христианской, не выдерживает самого главного требования – присутствия в ней Христа.

И в истинном смысле слова христианские философы – это монахи подвижники, чья жизнь, действительно, обращается вокруг Христа и чьи рассуждения, если они доверены бумаге, полностью соответствуют учению Христа. И имеют Его центром и источником своего спасения.

Христианской философия, вероятно, может быть признана, если она опирается на те истины и догматы, которые лежат в основе христианского богословия.

Если в основе учения стоят православные догматы, его считают христианским.

В том же, что часто называют христианской философией, на самом деле совсем немного христианства.

Христианская истина, хранимая Церковью, отдельными мыслителями настолько секуляризована и индивидуализирована, что в их идеях, порой, невозможно почувствовать христианский дух. Потому историю философии называют иногда историей ересей или заблуждений.

Поясним сказанное примером. В известном кантовском понятии «вещи в себе» существует память о трансцендентном – потустороннем Боге христианского богословия.

Как Божественная Сущность всегда остается для разума тайной, так же и «вещь в себе» оказывается недоступной для опытного познания.

Христианский настрой сохранился в системе Канта лишь как чувство присутствия мировой тайны. Но все же Кант оказывается более христианским мыслителем, чем Гегель – «биограф Мирового Духа». Поскольку в гегелевской системе тайна отсутствует полностью. Ступени становления гегелевской абсолютной идеи в точности соответствуют тем «логическим» (соответствующим «Науке логики» Гегеля) ступеням, которые воздвигает разум человека.

Абсолютный Дух у Гегеля до деталей охвачен человеческим сознанием. «Божественным» в нем остается лишь его единство и совмещение противоречий.

Последнее признано отличительной чертой Божества мыслителем XV века Николаем Кузанским, который в свою очередь ориентировался на отрицательное богословие. В представлении же о развитии Абсолюта сказалось влияние на Гегеля разного рода эволюционных гностических концепций.

Интересно обстоит дело с русской религиозной философией конца XIX – начала XX века. Трудно все же отказать ей в именовании христианской. Иначе какая же она? Языческая? Иудейская? Буддистская?

Элементы этих религий в ней, несомненно, присутствуют. Но все же не они определяют ее стиль.

В теориях Владимира Соловьева, о. Павла Флоренского, о. Сергия Булгакова, а также Николая Лосского и Семена Франка ключевым было представление о так называемом всеединстве – единстве мира, сотворенного Богом.

В основе этих концепций – учение о Церкви как Теле Христовом апостола Павла. А также богословие обожения мира, разработанные восточными святыми отцами.

Но можно ли считать воззрения русских философов православными? Соловьев, Флоренский и Булгаков не останавливаются на вере в Церковь, но идут дальше. Они мифологизируют Церковь и сотворенный мир, видя за ними лицо Софии Премудрости Божией, что не свойственно православной мысли.

Соловьев абсолютизировал свои сомнительные мистические видения. В трудах Флоренского – так много уклонений в мистицизм, что православные элементы порой оказываются перемешанными с заблуждениями.

Софиология Булгакова не раз уже казалась православным исследователям еретической. Как видно, проблема христианской философии достаточно сложна.