19 августа мы в Богоявленском Соборе, как и в других храмах, отмечаем великий Двунадесятый праздник Преображения Господня. Спаситель возвел трех своих учеников Петра, Иоанна и Иакова на гору Фавор и преобразился перед ними. Просияв необычным блистающим светом.

В 14 веке возник важнейший в богословии спор о природе этого света. О способности человека видеть Бога в Его славе. В защиту Православного понимания выступил афонский монах – святой Григорий Палама. Ему мы обязаны твердым убеждением в способности человека воспринимать и видеть Бога. Не в Его непостижимой сущности, но в видении славы Его природы.

Григорий Палама в «Триадах» писал, что человек призван к видению славы природы Господа.

– Это вот видение Господь и дал Своим ученикам, говорит святой Григорий Палама. А через них всем уверовавшим в Него и на деле показавшим свою веру. Его-то Он и пожелал, чтобы они имели.

– Хочу, говорит Он Отцу, чтобы сии видели Мою славу, которую Ты дал Мне, возлюбив Меня от создания мира (Ин. 17.24). И еще:

– Прославь Меня Ты, Отче, у Себя той славой, которую Я имел у Тебя до того как быть миру (Ин. 17.5).

Так что человеческой природе Он тоже дал славу божественности, но божественной природы не дал.

Стало быть, божественная природа одно дело, а ее слава другое. Хоть они не отдельны друг от друга. И в то же время хотя слава отлична от Божией природы, ее нельзя причислять к вещам сущим во времени. Потому что она превосходит существование и неизреченным образом присуща природе Бога. Эту превосходящую все сущее славу Бог даровал не только ипостасно соединенному с Ним составу, но и ученикам.

– Славу, которую Ты дал Мне, Отец, – говорит Господь, – Я дал им, чтобы как Мы суть Одно, так они были бы одно. Я в них и Ты во Мне, чтобы они были совершенными в едином (Ин. 17.22-23).

Пожелал Он и чтобы ученики видели ее. Эта слава и есть то, благодаря чему мы приобретаем в самих себе Бога и в собственном смысле слова видим Его.

Таинственный обладатель божественного света, видящий уже не исходя из вероятности, а в истинном и поднимающем над всякой тварью созерцании, познает и в себе имеет Бога. Потому что Бог не отделен от Своей вечной славы.

Надо только не смущаться и не терять надежду от непомерности этого благодеяния. А поверив Приобщившемуся к нашей природе и Передавшему ей славу Своей природы, искать, как приобретается дар этого видения. И как же? Соблюдением заповедей.

Соблюдающему их Господь обещал Свое божественное явление, которое Он потом и назвал обителью Своею и Отца, сказав:

– Если кто любит Меня, будет блюсти слово Мое, и Отец Мой возлюбит его, и придем к нему и обитель у него сотворим. И, – Явлю ему Себя (Ин. 14.21,23).

Что «словом» Он называет здесь Свои заповеди, ясно. Потому что выше вместо сказанного здесь «слово» Он сказал «заповеди».

– Имеющий Мои заповеди и соблюдающий их, – говорит Он, – тот есть любящий Меня (Ин. 14.21).

Итак, нам известно, что Божии заповеди доставляют и знание, но не только знание, а и обожение. И мы получаем его, в полноте приобретя и видя Духом в самих себе славу Божию всякий раз когда Бог благоволит ввести нас в Свои духовные таинства.

Святые говорили о славе Божией, которую таинственно и неизреченно видят только посвященные. И прежде всего очевидцы и апостолы единого Бога и Отца нашего Иисуса Христа, через Которого «именуется всякое отечество» в полноте Святой Церкви (Еф.3.15).

А впереди апостолов – опять же их глава Петр. Который говорит:

– Не хитросплетенным басням следуя, мы возвестили вам силу и пришествие Господа нашего Иисуса Христа, но быв очевидцами Его величия (2Пет. 1.16).

А какой славы Господа Иисуса Христа он был свидетелем, пусть покажет нам другой апостол Лука:

– Пробудившись, говорит он, Петр и иже с ним… видели славу Христа (Лк. 9.32).

Что же была за слава? Пусть предстанет еще один евангелист Матфей, сосвидетельствуя:

– Воссиял лик Его как солнце, и одежды Его стали белыми как свет (Мф. 17.2).

Господь показал им, что Он есть Бог, «облекающийся в свет как в одежды», по псалмопевцу (Пс. 103.2). Поэтому после слов о том, что он видел «на святой горе» славу Христову – свет озаряющий, чудно сказать, даже слух, ведь они видели там светящееся облако, звучащее словами, – после видения, стало быть, этой славы Христовой говорит:

– Мы имеем вернейшее пророческое слово. Какое вернейшее пророческое слово вы приняли после созерцания света, боговидцы? Какое же, если не то, что Бог «облекается в свет как в одежды»!

– И вы хорошо делаете, говорит апостол, держась этого пророческого слова, как светильника, светящего в темном месте, пока не воссияет дневной свет. Какой дневной свет? Конечно же, воссиявший на Фаворе!

– И взойдет утренняя звезда. Какая утренняя звезда? Конечно же, осиявшая там Петра с Иаковом и Иоанном.

– Пока не взойдет эта утренняя звезда. Где?

– В сердцах наших (2Пет. 1.18-19). Не ясно ли, что этот свет светит теперь в сердцах верных и совершенных? Не ясно ли, что он безмерно превосходит свет знания?

И не только отличается от знания, добываемого эллинской наукой. Потому что такое недостойно даже назваться знанием, будучи все ложным или смешанным с ложью и более близким мраку, чем свету. Не только, говорю, отличается от этого знания. Но и от знания божественных Писаний свет этого видения отличается настолько, что свет знания сравним со светильником, светящим в темном месте, а свет таинственного видения – с сияющей днем утренней звездой, то есть с солнцем.